в Соединенных Штатах Америки 350 народностей и национальностей, но никто не пикает и живут в одном государстве. Вся Европа — ну, это банально, хочу повторить — убирает все границы сейчас, продвижению капитала дают путь, единые деньги устанавливают на всю Европу… А мы, имея 75-процентную интеграцию, уходим от того, к чему все в мире идут. Ну кто нас за умных людей считает?»

Выступление Назарбаева убеждает почти всех, Горбачев радостно констатирует, что по итогам заседания можно объявить прессе: главы республик договорились. Но тут возражает Кравчук. Он настаивает, что Верховная Рада не давала ему полномочий договариваться: «Не надо писать, что мы согласились. Для печати негоже, что обо всем договорились. Когда печать напишет, потом не знаешь, куда деться».

В июле 1991 года Горбачев и его помощники придумывают план постепенного превращения СССР в ССГ — Союз Суверенных Государств. Договор о его создании Россия, Казахстан и Узбекистан должны подписать 20 августа 1991 года. Остальные республики — позже, причем Украина самой последней — примерно 22 октября.

В том, что Советский Союз надо сохранить, убежден даже президент США Джордж Буш. 30 июля он посещает Москву, а 1 августа отправляется в Киев, чтобы убедить украинскую элиту поддерживать президента СССР Михаила Горбачева. С его точки зрения, распад СССР опасен расползанием ядерного оружия по всему миру. Да и в целом Буш привык иметь дело с Горбачевым во главе СССР.

В Киеве Джордж Буш выступает на заседании парламента еще Украинской Советской Социалистической Республики и предупреждает: американцы против отделения Украины от СССР. «Некоторые призывали США сделать выбор между поддержкой президента Горбачева и поддержкой стремящихся к независимости лидеров разных республик СССР. Я считаю, что это ложный выбор. Честно говоря, президент Горбачев добился поразительных результатов, и его политика гласности, перестройки и демократизации направлена на достижение целей свободы, демократии и экономической свободы.

Мы будем поддерживать максимально крепкие отношения с советским правительством президента Горбачева. Но мы также ценим и новые реалии жизни в СССР. И поэтому, как федерация, мы хотим хороших отношений с республиками.

Однако свобода — это не то же самое, что независимость. Американцы не поддержат тех, кто стремится к независимости, чтобы заменить тиранию извне местной деспотией. Они не будут помогать тем, кто пропагандирует самоубийственный национализм, основанный на этнической ненависти».

Эта речь вызывает скандал — ее критикуют все украинские борцы за отделение от Советского Союза, а журналист The New York Times называет ее Chicken Kiev Speech («Речь котлеты по-киевски»). Впрочем, никто не догадывается, что спустя три недели все изменится: 19 августа в Москве будет предпринята попытка государственного переворота. А президент Горбачев окажется заперт на своей даче в Крыму.

Последний звонок

В шесть часов утра 19 августа 1991 года главу Верховной Рады Украины Леонида Кравчука будит внук, чтобы сказать, что в рабочем кабинете деда звонит самый громкий телефон, который в семье называют «чертополох», — аппарат правительственной связи. Кравчук берет трубку, на линии первый секретарь украинской компартии Станислав Гуренко, он просит Кравчука включить радио. Там загробным голосом диктор объявляет о введении в СССР чрезвычайного положения. Президент Михаил Горбачев якобы болен, и вся власть в стране переходит к группе из восьми человек — Государственному комитету по чрезвычайному положению, или ГКЧП.

Гуренко по телефону сообщает еще одну новость: «Слушай, тут приехал представитель ГКЧП из Москвы, генерал Варенников, главком сухопутных войск СССР, хочет с тобой встретиться». Кравчук понимает, что первый секретарь компартии пытается показать, что старые порядки вернулись — и всем снова руководит компартия. «Слушай, — сопротивляется Кравчук, — а что, Варенников не мог сам мне позвонить?» — «Ну, он пришел ко мне, мы тут беседуем. Леонид Макарович, я думаю, что надо с ним встретиться у меня». — «Я как председатель Верховного совета должен идти на встречу к первому секретарю ЦК компартии Украины, — рассуждает про себя Кравчук, — они с Варенниковым уже все обсудили. Я приду, сяду на приставной стульчик, и они будут мне говорить, что делать». И не сдается: «Станислав Иванович, пока я председатель Верховного совета, мы с Варенниковым будем встречаться у меня в кабинете. А ты, если хочешь, можешь тоже прийти».

Кравчук едет на работу, и с ним связывается по телефону президент России Борис Ельцин. Он просит попробовать дозвониться до Горбачева: тот на даче в Крыму, из Москвы с ним не соединяют, но, может, руководителю Украины не посмеют отказать. Кравчук набирает номер — и строгий женский голос ему отвечает, что Михаил Сергеевич плохо себя чувствует и говорить не может.

К Кравчуку в кабинет приходит Варенников и требует объявить в Украине чрезвычайное положение. Кравчук в ответ просит генерала показать письменное распоряжение из Москвы: «Даже Ленин, когда направлял своих представителей, от руки писал полномочия своему представителю, мол, направлен для решения таких-то вопросов». — «А зачем, — удивляется Варенников, — вы же по радио слышали». Кравчук упорствует, мол, должен предоставить депутатам документ, а на основании сообщения по радио вопрос о введении чрезвычайного положения вносить на рассмотрение Верховного совета не будет.

В это же время в кабинете у Кравчука звонит телефон — это фактический лидер ГКЧП, председатель КГБ Владимир Крючков. «Варенников у вас? — спрашивает он. — Вот и хорошо». Кравчук понимает, что это моральное давление, но решает, что за излишний бюрократизм никто его не накажет. Ведь в Москве президент России Борис Ельцин ведет себя куда более вызывающе — он объявляет происходящее государственным переворотом и требует не подчиняться приказам ГКЧП. По сравнению с бунтом Ельцина осторожное выжидание Кравчука не представляет для союзных властей никакой угрозы. Варенников летит во Львов — проверить ситуацию. Члены ГКЧП ждут, что там начнутся волнения: именно там, в Западной Украине, наиболее активны сторонники независимости. Но в городе все тихо.

Вечером Кравчук выступает с очень аккуратным телевизионным обращением: призывает всех украинцев сохранять спокойствие и продолжать работу. В отличие от Москвы массовых протестов против путча в Киеве нет.

Власть ГКЧП не продержится и трех дней. Около здания Верховного совета России в Москве собираются несколько десятков тысяч сторонников Ельцина, военные не решаются открыть по ним огонь, наоборот, выводят войска из Москвы. Уже 21 августа Борис Ельцин отдает приказ арестовать членов ГКЧП.

Теперь уже в щекотливом положении оказываются те руководители республик, которые поддержали ГКЧП и подчинились ему. К примеру, один из них, председатель Верховного совета Беларуси Николай Дементей, уже 22 августа объявляет, что уходит в отставку.

А 24 августа Верховная Рада Украины собирается на свое первое после неудавшегося путча заседание. На площади перед парламентом идет многочасовой и многотысячный митинг сторонников независимости. Коммунисты деморализованы.

Депутат парламента, старейший украинский диссидент Левко Лукьяненко, человек, еще в 1960-е боровшийся за отделение Украины от Советского Союза и приговоренный за это к смертной казни, утром 23 августа 1991 года берет школьную тетрадь в линейку и пишет на одну страничку текст. Сначала он называет его «Универсал о провозглашении независимости», по аналогии с тем, как словом «Универсал» называл декларацию независимости Украины в 1917 году главный украинский историк Михаил Грушевский. Но потом единомышленники Лукьяненко отговаривают его от слова «универсал» — им кажется, что депутаты-коммунисты испугаются таких исторических параллелей, — и предлагают более нейтральное «акт».

Председатель парламента Кравчук боится ставить акт на голосование — предлагает перенести на несколько дней. Тут, по распространенной версии, к нему подходит активист Народного Руха Дмытро Павлычко и обещает немедленно его придушить, если он не объявит голосование. Леонид Кравчук, который боится повторить судьбу Дементея, подчиняется, и Акт о провозглашении независимости принимают подавляющим большинством голосов.

А 30 августа президиум Верховной Рады, учитывая поддержку украинской компартией августовского путча, принимает решение о ее запрете. После этого на аудиенцию к Кравчуку приходят бывшие товарищи по партии и говорят, что запретить компартию может исключительно Верховный суд. «Так вы хотите, чтобы вас еще и судили?» — спрашивает Кравчук. Они уходят.

Между коммунистами и борцами за независимость Украины возникает